НЕМЕЦКИЙ ПЛЕН. Часть 6: обращение с раненными военнопленными

Но этим дело не ограничилось. Начальник ОКВ Кейтель констатировал в приказе 22 сентября 1942 года, что рейхсфюрер СС Гиммлер жалуется на то, что отпущенные пленные, даже инвалиды, ходят и выпрашивают милостыню по оккупированным восточным землям и представляют «тем самым большую опасность для этих областей», поскольку могут помогать партизанам. Этой гипотетической возможности для инвалидов, лишившихся зрения и конечностей, помогать партизанам хватило для издания приказа, который предписывал «тех советских военнопленных, которые согласно прежним положениям были признаны нетрудоспособными и отпущены, следует передать в руки полномочных руководителей СС и полиции на местах. Последние согласно указаниям рейхсфюрера и начальника германской полиции позаботятся о передаче их дальше, в том числе о работе».

Хочу специально пояснить термин «передача дальше и работа». Под этой вроде бы невинной формулировкой скрывается ликвидация пленных. Приказ, говорящий открытым текстом об этой ликвидации, не сохранился, но 3 декабря 1942 начальник гестапо Мюллер (да-да, тот самый добрый дедушка из кинофильма «Семнадцать мгновений весны») дал следующее указание:

«27 ноября рейхсфюрер СС Гиммлер приказал, чтобы обращение [еще один завуалированный синоним слова ликвидация — А. Кравченко] с отпущенными по причине нетрудоспособности советскими военнопленными было поручено руководителям СС и полиции...

В применявшуюся до сих пор практику приказ рейхсфюрера СС не внес никаких изменений».

По приказу Мюллера, этих пленных доставляли в ближайший концентрационный лагерь, где надлежало проверить «нельзя ли в последующем хотя бы отчасти использовать доставленных пленных на работах». О том, как именно принималось решение о ликвидации тяжелораненых советских военнопленных практически мало что известно. Бывший руководитель отдела IV A 1 РСХА штурмбанфюрер СС Курт Линдов показал после войны, что генерал-майор Гревениц (начальник службы по делам военнопленных), предложил на совещании представителей ОКВ и РСХА «передавать неизлечимо больных и тяжелораненых советских военнопленных для ликвидации в гестапо». Но представители гестапо будто бы отклонили это предложение на том основании, что «гестапо, не будет более палачом вермахта» (получается, что до того момента оно им было?). Генерал Рейнеке утверждал, что даже Кейтель был против. Из приказа самого Кейтеля от 22 сентября 1942 года вроде бы следует, что инициатива исходила от Гиммлера. Однако известно, что к решению о ликвидации этих категорий советских военнопленных приложило руку и ОКВ.

В каком количестве нетрудоспособные пленные передавались в гестапо, установить невозможно. Но уже осенью 1941 года айнзацкоманды мюнхенского гестапо отбирали в VII корпусном округе неизлечимо больных пленных. А после приказа Кейтеля от 22 сентября 1942 года нетрудоспособные советские пленные стали массово привозиться в несколько концентрационных лагерей. Точный подсчет количества жертв невозможен из-за того, что многие документы нацисты успели уничтожить (причем часто по описи документы есть, а по факту — отсутствуют). Но, например, в концлагере Нойенгамме в ноябре 1942 года газом «Циклон-Б» был отравлен 251 советский военнопленный-инвалид. Большое количество (несколько тысяч) нетрудоспособных пленных было доставлено в концлагерь Маутхаузен, где их просто уморили голодом. В концлагере Майданек в ноябре 1943 года газом отравили группу из 334 советских тяжелораненых военнопленных, которые были доставлены из шталага в Эстонии.

В оккупированных областях СССР также поступали с советскими ранеными военнопленными, в полном соответствии с приказами Мюллера и Кейтеля. В конце октября 1942 года нетрудоспособные военнопленные из 358-го шталага в Житомире «в большом количестве были переданы в распоряжение начальник полиции безопасности и СД». Часть пленных была тут же «вывезена на грузовиках в какую-то местность и устранена» (интересно, кому-то надо объяснять, что скрывается за термином «устранена»?) А 24 декабря 1942 года оставшиеся в живых «68 или 70 военнопленных были по приказу начальника полиции безопасности подвергнуты в Житомире особому обращению». При этом из сохранившихся документов известно, что речь шла «исключительно о тяжелораненых пленных. У одних пленных не было обеих ног, у других — обеих рук, некоторые были лишены одной конечности. Только немногие из них обладали всеми конечностями, но были настолько измучены прочими ранами, что использовать их на каких-то работах было невозможно». Весьма прагматично, с истинно немецкой рачительностью, убивают лишь тех, кто не может работать.

Это дело об «особом обращении», только потому попало в документы, что 20 советских военнопленных-инвалида (т. е. лишенных конечностей), которые уже стали свидетелями расстрела своих товарищей, умудрились каким-то образом убить двух эсэсовцев и сбежать. Представьте себе эту картину: безоружные калеки убивают двоих вооруженных и здоровых эсэсовцев!

В общем, можно сказать, что документы по обращению с советскими ранеными военнослужащими в немецком плену фактически отсутствуют. Даже прожженные нацисты понимали: ТАКОЕ не прощают. Именно поэтому в сохранившихся документах так много иносказательных эпитетов слова казнь: «особое обращение», «обращение», «передача дальше» и т. д. и т. п.

На самом деле, по современным оценкам примерно 150 тысяч советских раненых военнослужащих были ликвидированы при «особом обращении». Еще раз повторю, точных данных нет. И эти цифры получены расчетными методами.