|
Страница 1 из 2 «Обидно, товарищи, что обыкновенный 37-мм снаряд прошибает насквозь наш танк,
не говоря уже о снарядах крупного калибра. Думаю, что в связи с наличием
у противника противотанковой артиллерии пора нам перейти к танкам, вооруженным
пушками более крупного калибра, а также к более толстой броне на танках...»
Из выступления полкового комиссара Синицына К концу 30-х годов командованию РККА стало понятно, что единственный тяжелый танк в системе вооружения танковых войск, знаменитый «пятиглавый дракон» Т-35, уже не отвечал требованиям, предъявляемым к тяжелым танкам прорыва. Попытка увеличить броневую защиту Т-35 до 45–75 мм не увенчалась успехом. Одновременно задание на проектирование нового тяжелого танка прорыва получили КБ Ленинградского завода им. Кирова и КБ завода № 183. По тактико-техническому заданию заказчика, танк должен был иметь три орудийных башни и броню 60 мм. Завод имени Кирова разработал СМК (Сергей Миронович Киров), завод № 183 Т-100. 9 декабря 1938 года состоялось заседание Комитета Обороны при СНК СССР, где представители заводов поставили в известность военных о том, что при трехбашенной схеме и броне в 60 мм, уложиться в заданную массу 60 тонн невозможно. Решено было уменьшить число башен до двух. На этом же заседании представители Кировского завода предложили спроектировать однобашенный тяжелый танк. Дело в том, что в октябре 1938 года в конструкторское бюро СКБ-2 Кировского завода прибыла группа пятикурсников ВАММ РККА для выполнения дипломного проекта. Как раз в это время там шло проектирование танка СМК и прибывшим, в качестве диплома, предложили проектирование на его базе тяжелого однобашенного танка прорыва. Группа дипломников широко использовала при проектировании материалы испытаний чехословацкого танка Ш-2А в Кубинке. Проект дипломников ВАММ и позволил начальнику СКБ-2 Ж. Я. Котину и директору Кировского завода И. М. Зальцману выступить с подобной инициативой. В феврале 39 года ГАБТУ РККА разработало ТТХ для нового танка. 27 февраля ее утвердили на Комитете Обороны, тогда же проектируемая машина получила индекс «КВ» — Клим Ворошилов. Однако завод имени Кирова приступил к проектированию КВ еще 1 февраля 1939 года, не дожидаясь утверждения заданных военными ТТХ танка. Работы велись рекордными темпами и уже 7 апреля технический проект и деревянный макет танка был одобрен комиссией Г АБТУ РККА. В мае рабочие чертежи узлов и агрегатов танка стали поступать в производство, а Ижорский завод начал изготовление корпуса и башни. 1 сентября КВ совершил свой первый пробег по двору завода. От своего «прародителя» СМК тяжелый КВ заимствовал схему бронекорпуса, подвеску, приборы наблюдения, элементы трансмиссии. Правда, в построенной машине были некоторые отклонения от ТТХ: вместо планетарной коробки передач стояла обычная, отказались от пулемета ДТ в башне, так как ввиду установки в ней 2-х орудий — 45-мм и 76-мм — места для пулемета просто не осталось. Показ танка членам правительственной комиссии проходил 23–25 сентября в Кубинке. Танк произвел хорошее впечатление на высокое начальство и с 10 октября вышел на полигонно-заводские испытания. 30 ноября 1939 года началась советско-финляндская война. Решением Военного совета ЛВО опытные танки КВ, СМК и Т-100 были отправлены на фронт для проверки в боевых условиях. В экипаж КВ вошли военнослужащие 20-й тяжелой танковой бригады лейтенант Г. Качехин (командир танка), воентехник 2-го ранга П. Головачев (механик-водитель), красноармейцы Кузнецов (наводчик) и Смирнов (радист), а также специалисты-испытатели Кировского завода А. Эстратов (моторист-заряжающий) и К. Ковш. Для удобства работы экипажа 45-мм орудие в башне было демонтировано и заменено на пулемет ДТ. КВ, СМК и Т-100 составили отдельную роту тяжелых танков 91-го батальона 20-й тяжелой танковой бригады. Командиром роты был назначен капитан И. Колотушкин. Первый раз участие в бою рота приняла 18 декабря 1939 года, поддерживая наступление советской пехоты в районе Хоттиненского укрепрайона. По воспоминаниям Эстратова дело было так: "Нам предложили на танках КВ и СМК произвести испытания в боевых условиях. Мы дали согласие, причем в армию призваны не были. Началась подготовка машин для выполнения боевого задания. Нужно было все предусмотреть, на все случаи, взять с собой все необходимые детали, которые могли понадобиться. Часто на КВ отказывал стартер. Я поставил в моторное отделение баллон сжатого воздуха на 150 атмосфер, пристроил приспособление открывать и закрывать баллон из боевого отделения. Получили военное обмундирование. Поздней ночью собрались в столовой прокатного цеха. Присутствовали: И. М. Зальцман, Ж. Я. Котин, Н. Л. Духов, А. С. Ермолаев, П. К. Ворошилов, А. И. Лансберг, А. Шпитанов. На каждую машину был назначен военный командир. После ужина, напутственных наставлений, добрых пожеланий погрузились на железнодорожные платформы и двинулись в боевой путь. Прибыв на передовую нас присоединили к 20-й бригаде. С нами был П. К. Ворошилов... Наши передовые части подошли к укрепрайону Бабошино. Вечером приехал к нам начальник бронетанкового управления товарищ Павлов. «Сейчас,— говорит,— товарищи, я вас ознакомлю с дотами укрепрайона Бабошино. Т-28 не могут пройти — горят, надеемся на вас. Завтра утром пустим вас в бой, нужно срочно испытать машины». Прибыв на исходную позицию нам объяснили поставленную перед нами задачу. После артподготовки мы идем с 20-й танковой бригадой в наступление. Пройдя небольшой участок леса перед нами открылась обширная поляна, идет бой, слева и справа от нас горят танки. Впереди идущий Т-28 загорелся, он нам мешает двигаться вперед. Свернуть с дороги — боимся наехать на мины. Впереди проволочное заграждение, противотанковый ров, надолбы. Мы попытались подойти вплотную к горящему танку и столкнуть его с дороги. Экипаж Т-28 покинул танк через нижний десантный люк и не выключил передачу КПП, сдвинуть с места машину нам не удалось. По рации был получен приказ — свернуть с дороги влево и двигаться вдоль противотанкового рва. Противник бьет снарядами по правому борту нашей машины удар за ударом, как будто сильно бьют кувалдой по борту. Мы двигаемся. Правда, мороз или дрожь по ноге ходит. Наш командир Качихин заговорил, нервничает. По нам бьют, противника нигде не видно. Вспомнили наставления Д. Павлова. Командир приказывает смотреть во все наблюдательные приборы и искать доты. Неожиданно кричит Ковш: «Впереди бугорок. Смотрите: из него высунулась труба и спряталась»! Голос Качихина: «Это наверное дот. Прицел на трубу — огонь»! Заметил я бугор. На бугру составлены жерди. Из них появляется дымок. Последовала команда командира — на жерди огонь. Я заряжаю пушку, я моторист и заряжающий; заметили еще в нескольких местах вражеские огневые точки. Сильный удар снаряда по передней части танка, танк осыпало искрами, еще удар. Задрожала наша пушка, остановили танк. Что случилось неизвестно. Завели мотор, попробовали двигаться — все в порядке. Я говорю Качихину: «Перекусить бы, не завтракали, обед давно прошел. Я уверен наш танк непробиваем». От перекусона отказались. По рации получили приказ: «Слева от вас подбитый Т-28. Осмотрите его и если возможно отбуксируйте в тыл». Подошли к Т-28 вплотную, несмотря на сильный обстрел. Я вылез из машины. Отбуксировали танк в тыл. Рано утром прибыл к нам П. К. Ворошилов и с ним пять командиров в романовских шубах. Среди них был Павлов. Осмотрев машину обнаружили: прострелен ствол пушки, прострелены некоторые катки ходовой части, побиты некоторые траки, но не полностью, перебит буксирный трос, несколько попаданий в правый борт — танк остался цел и невредим. Военная комиссия осталась довольна. Нам пожимали руки, поздравляли с выполнением задания. Павлов дал распоряжение П. К. Ворошилову срочно выезжать на завод и как можно быстрее давать фронту танк КВ. С завода привезли ствол пушки 76 мм. Подъемного крана не было — подобрали хорошую прочную сосну, талью подняли ствол, подогнали танк и вручную под руководством артиллериста Бойнова пушка была смонтирована".
|
