Гельфандбейн Яков, артиллерист

Командую на батарею: «Репер номер один, первому один снаряд, огонь!» Слышу — шуршит над головой, пошел миленький! Наблюдаю разрыв у репера — большого валуна на пригорочке, метрах в трехстах, почти в створе с вагоном. Не спеша делаю перерасчеты, учитываю все, что можно учесть. Глубоко вздохнув, командую — «репер номер один, взрыватель осколочный, левее ноль-ноль пять, прицел меньше шесть, уровень ноль, записать! Четвертому, проверить установки! После доклада о готовности — два снаряда, тридцать секунд выстрел, беглый, [censored], огонь!»

Два взрыва взметнулись почти одновременно, первый под вагоном, второй под его колесом, подняв в воздух груды земли и облака снежной пыли, какие-то палки и ветки. Над облаком разрыва, словно расставив в воздухе все свои четыре лошадиные ноги и распустив гриву, нехотя опускаясь на землю, парит лошадиная шкура. Сон — в руку! Поспешил сделать свою зарубку снайпер!

Докладывай, лейтенант! Твое ружье оказалось и в самом деле длиннее.

Отметить это дело пришел пехотный комбат с командиром роты и с перевязанным плечом солдат, которого уничтоженный уже снайпер, сумел зацепить своей пулей с неделю назад. Помянули тех, по кому были сделаны зарубки на прикладе снайперской винтовки. Выпили за батарейцев, знающих свое дело, за щедрость командира полка, не пожалевшего пяток снарядов на святое дело. Подняли тост и в честь праздника — дня Красной Армии. А было 23 февраля.

Принесенных наркомовских, едва хватило, сидор Макарыча оказался опустошенным, а Макарыч мой пригорюнился — снаряды на очередного снайпера «хозяин» сэкономил, но сидор то пуст! Забот полно — как и чем, с таким хозяином, отмечать очередного снайпера?

Спасибо тебе, милый Макарыч! Спасибо за то самое яичко, и за невесть как сэкономленную тушенку, и за всегда внезапно появляющийся из сидора плавленый сырок или куриную ножку, или за краснобокое яблоко, или за горячую яичницу на сливочном масле, за неожиданную кружку парного молока и крестьянский творожок, а то и за свежеиспеченный блинчик, за охапку свежего сена под бок в только что вырытом для меня окопчике с «лисьей норой» и коптящей «катюшей», за всегда имеющиеся в запасе сухие портянки и чистое белье. Спасибо за мудрые житейские советы, и за другие заботы спасибо. Но неизмеримая тебе, сыновняя благодарность, русский солдат,засамоотверженность, с которой ты прикрывал меня своим телом от осколков снарядов, «умных» прыгающих бомб — лягушек, и глупых, не известно откуда летящих пуль. И делал это не задумываясь и не один раз. Низкий поклон тебе, Солдат Победы!

А суп носить на передовую на Турецком валу, больше не мешал никто. И только после войны узнал, что день 23 февраля стал днем гибели моего отца.

Яков Гельфандбейн (слева), окт...

Комментарий к фотографии:
Конечно, создание фронтовой комфортности было далеко не основной функцией штатного ординарца, он обычно использовался как помощник, порученец или рассыльной. Одна из его главных забот заключалась в обеспечении безопасности подопечного, его охраны, обороны и оказания, в необходимых случаях, первой медицинской помощи. С этой целью, на самом доступном месте его заплечного рога изобилия, находились индивидуальные перевязочные, дезинфицирующие и обезболивающие средства. И случаи для их применения обычно не заставляли себя долго ждать. Снимок запечатлел день выписки (октябрь 1944 г.) из полевого походного госпиталя (ППГ) в районе привисленского плацдарма севернее Варшавы, в который меня после ранения, доставил все тот же Макарыч. Пока две недели «тощал» на госпитальной койке, он заботами госпитальных нянечек, успел неплохо «раздобреть». Не так уж и плохо иногда бывает ординарцам!